Мы ели молча. Марат то и дело обеспокоенно косился на меня, но ничего не говорил. Давал время подумать. Принять.

— Одевайся, я пока машину прогрею, — мягко попросил он, когда я вымыла за нами посуду.

— Ты не опоздаешь на работу?

— Нет, — отрезал он и вышел.

Я расставила тарелки по местам, потрепала Снежка по холке, оделась и спустилась.

Марат чистил машину от сугробов, что намело за ночь, и о чем-то сосредоточенно думал, а я ловила снежинки на ладонь и смотрела, как они тают.

— Поехали, принцесса? — подмигнул он, когда полностью очистил кузов от снега.

— Обещай, что не наломаешь дров, — потребовала я.

— Как пойдет, — ухмыльнулся Асманов.

До моего дома мы доехали быстро. Дороги утром успели расчистить, а Марат прекрасно водил машину.

— Я сама, — решилась я, когда он остановился.

— Обойдешься. Пойдем, обещаю не ломать дров.

— И челюсти тоже!

— Челюсти не обещаю, — подмигнул он и первым вышел на улицу.

Я медленно шла за ним, уговаривая сердце биться не так сильно. Догнала Марата и взяла за руку, успокаиваясь. Он сжал мою ладонь в своей, и мы вместе поднялись по лестнице.

Я достала ключ и открыла дверь, а когда вошла, на пороге уже стояли Мила и Вадим, держащий на руках Агату.

Все в сборе.

Лицо Миланы удивленно вытянулось, когда она увидела, с кем я приехала. Она с ненавистью покосилась на меня, брезгливо сморщила нос, развернулась и ушла в свою комнату, так хлопнув дверью, что я вздрогнула.

— ОН что здесь делает? — подбородком указав на Марата, процедил Вадим.

— Заткнись, — голос Марата вибрировал, и мне пришлось снова взять его за руку и сильно сжать.

Я повернулась, взглядом умоляя не ругаться. Он прикрыл глаза, и я выдохнула.

Разделась и потянула Асманова за собой. Он был мне нужен. Хотя я просила его уехать, то, что Марат остался со мной, придавало сил.

— Маша, ты привела его в мой дом? — не желал успокаиваться Вадим.

— Это мой дом, — спокойно парировала я, — мой и Миланы.

— Ах вот как ты заговорила.

Я прошла в комнату, села на диван и потянула Марата за собой. Очень хотела взять на ручки Агату и расцеловать пухлые щечки, но Вадим крепко прижимал дочь к себе и буравил взглядом Марата.

— Я пришла не ругаться, — задрала я подбородок, — а поговорить.

— О чем?

— Об Агате. О нас. О жизни в целом.

— Ну, говори, — выплюнул Вадим.

— Я переезжаю жить к Марату, — решительно заговорила я.

Асманов победно сверкнул глазами, а Вадим стал чернее тучи.

— Я согласна сидеть с Агатой днем, ты можешь приводить ее к нам или я могу приезжать к вам ненадолго.

— Этого, — Вадим мотнул головой в сторону Марата, — рядом с моей дочерью не будет.

— Это не тебе решать, — спокойно парировала я. — И еще кое-что. Я узнала, что Милана не ходит в институт и учиться не хочет. Больше я ее учебу оплачивать не стану. Пора взрослеть, ей уже восемнадцать.

Сказала и почувствовала себя воздушным шариком, который стремительно сдувался. Меня грызло чувство вины и сомнения в том, правильно ли я поступаю.

Дверь в комнату Миланы снова распахнулась, моя младшая сестра вылетела в гостиную и встала напротив меня с горящими глазами:

— Все? Бросаешь меня, да? Ради него? — она мотнула головой в сторону Марата. — Я так и знала, Маша! Обещала, что будешь всегда со мной, ты обещала, что поможешь мне, а сама меня на мужика променяла, да? Который тебя бросит! Он со всеми так делает!

Милана округлила глаза, а я не успела ничего предпринять, когда Марат соскочил с места, схватил Милу за локоть, рывком привлек к себе и прошипел, вызывая мурашки по коже:

— Еще одно слово, и я тебя в окно выкину. Ты сейчас закроешь свой рот и извинишься перед Машей. Я не шучу. Быстро! И без фокусов!

Он встряхнул ее и бросил взгляд на Вадима, предупреждая, чтобы он не вмешивался.

— Прости, — выдавила Милана, со страхом глядя на Марата.

— Мне плевать как, но ты закончишь этот семестр, — вздохнула я, игнорируя гадкий вкус на языке, — а потом либо забирай документы, либо совмещай с учебой. С меня хватит. Марат, отпусти ее, — уже другим тоном попросила я.

— Вещи собери, — мягко напомнил мне Марат.

Я кивнула, медленно поднялась и прошла в комнату. Достала спортивную сумку и не глядя бросала в нее свою одежду, которой было не так много.

Марат стоял на пороге, внимательно наблюдая за мной, но, как и обещал, больше не вмешивался.

Я натянуто улыбнулась, застегнула сумку и выдохнула:

— Все.

— Пойдем.

Он легко подхватил мою сумку и первый пошел в гостиную. А я за ним. Остановилась и посмотрела на Вадима:

— Можно мне поцеловать Агату?

Зять кивнул и передал малышку мне. Я взяла племянницу на руки, вдохнула ее запах и прикрыла глаза от удовольствия. Я так скучала по ней…

— Завтра днем посидишь с ней? — ровно спросил Вадим.

— Конечно, — я прижала малышку еще крепче и сообщила ей: — Я завтра к тебе приду.

С щемящей болью в сердце вернула Агату Вадиму и посмотрела на запертую дверь в комнату Миланы.

Ну что ж, с сегодняшнего дня я плохой полицейский, придется это принять и как-то с этим смириться.

Мы с Маратом оделись и вышли в подъезд, провожаемые тяжелым взглядом Вадима.

Когда спустились на первый этаж, Марат вдруг резко привлек меня к себе, поцеловал так, что голова закружилась, и прорычал:

— Я люблю тебя, Машка, поняла? Не слушай ее, никому не верь, кроме меня. Я тебя люблю. Блядь, я с ума по тебе схожу. И не брошу. Никогда.

Он шептал как в бреду, целуя меня и прижимая к себе до боли, а я… Я, как счастливая влюбленная школьница, млела от его признаний, замирая от счастья.

По щеке потекла слезинка — впервые от счастья.

И в тот момент я была готова пойти за ним куда угодно, жить там, где он скажет, лишь бы продолжал срывающимся голосом шептать о любви, прижимать к своему телу и целовать так же отрывисто, жадно…

— И я тебя люблю, — вырвалось у меня.

— Не бросай меня, — попросил он.

— Не брошу. Никогда!

Глава 31

Глава 31

Марат

Я открыл глаза, дернулся, протянул руку к лицу спящей Маши, удостоверился, что она дышит, и подождал, пока закончится приступ тахикардии. Я знал, что такое страх, я давно с ним знаком, но я никогда не подозревал, что он может вырасти до таких размеров.

По ночам мне снилось, что я просыпаюсь, а Маша не дышит. Ее больше нет. Открывал глаза, протягивал руку, холодея внутри и подыхая от панического ужаса до тех пор, пока кожу не обжигало ее тихое мерное дыхание.

Неделя, сука, неделя счастья, смешанного со страхом. Мы просто жили, как договаривались, — на всю катушку.

Я уходил на работу, а когда возвращался, то брал Машу, и мы всегда что-то делали. Придумали игру «Я никогда не…» и исполняли желания друг друга. По очереди, так Маша настояла.

Мы гоняли по пустой трассе, я учил Машу водить машину, мы прыгали с гаражей в сугробы, лазили по крышам домов, а однажды забрели в клуб, но там у Маши разболелась голова от басов.

Мы ушли и гуляли всю ночь напролет, иногда прячась в подъездах, чтобы согреться. Мы брали наушники, делили их и танцевали по ночам на моей кухне.

И занимались любовью. Много, часто, там, где хотели, забив на мораль и страх, что нас могут увидеть. Это был наш крохотный мир, где никому не было места. Только я и она.

В такие моменты мы оба забывали обо всем и веселились. Возвращались домой, трахались как ненормальные после выброса адреналина, и засыпали.

А вот ночью приходил леденящий, панический страх. А будет ли завтра?

Маша тоже об этом думала. Я знал, что она боялась, видел, как она мысленно разговаривает сама с собой, когда думает, что я не вижу.

Но она первая всегда строила планы. На завтра, послезавтра, через год… Она говорила, а я слушал, поддерживал, кивал.

И выл. Молча. Не подавая виду.

А по ночам, как по будильнику, просыпался каждый час, чтобы удостовериться: то, что я видел с закрытыми глазами, просто сон. Плохой сон, который никогда не сбудется.